Вот что рассказывает о военном времени Евгения Михайловна Стец:
«Я – живой экземпляр «босоногого детства». Родилась 24 марта 1940 года в селе Горнокали Каменец-Подольской (ныне Хмельницкой) области, Западная Украина. В счастливой, дружной крестьянской семье нас подрастало трое: София, Алексей и я. Главным и единственным работником в семье был отец. Трудно тогда жили, небогато, работали много: летом – на земле, зимой валенки валяли, трудились на мельнице, возили сено на санях. Когда дети подрастали, то начинали помогать родителям по хозяйству. Мой отец, Михаил Романович Ярмолюк, работал в колхозе, а мама, Варвара Игнатьевна, занималась хозяйством и воспитанием детей».
Когда началась война, из семьи Евгении Михайловны несколько человек добровольцами ушли на фронт: её отец (погиб в 1944 году), дядя – Ярмолюк Иван Романович (казнён фашистами за связь с подпольщиками), дядя – млад¬ший брат мамы – Ильюк Алексей Игнатьевич (пропал без вести в первые дни войны при защите Брестской крепости):
«Я не помню из-за возраста (мне было чуть более года), как в селе появились немцы, но моя мама, Варвара Игнатьевна, рассказывала позднее, что 3 или 4 августа 1941 года начался артобстрел деревни. Снаряды падали на лес. После обстрела селяне впервые увидели немцев на велосипедах, в рубахах с засученными рукавами, с автоматами. Следом пришла на постой и воинская часть. Начался разбой: стреляли кур, уток, гусей, забирали поросят. Люди знали о зверствах фашистов и особо не сопротивлялись, да и что они могли сделать? Женщинам было очень страшно за своих детей. Питались плохо, в основном тем, что было посажено в огороде. Немцы забирали всё: яйца, мясо, молоко, картофель, сушёную ягоду. В доме оставалась самая малость. Вот и получалось, что людям приходилось голодать. Поселяне боялись перечить и отдавали последние продукты, в если не отдавали, то враги забирали их силой. На день на всю семью приходилось всего 250 граммов хлеба. Это ломоть при¬мерно ладошку. Выручало своё хозяйство, за которым приходилось ухаживать в течение всего года. Частенько вечерами, во время скудного ужина, каждый из детей задумывался, скушать ли последний кусок или оставить на утро. Ели лебеду, крапиву, хлеб пекли из мякины (это обмолотые льняные головки), из гнилой картошки выпекали лепёшки. А однажды нашли яму с картошкой, спрятанной ещё во время коллективизации. Конечно, от картофеля остались одни «мешочки», наполненные крахмалом, но оголодавшие люди стали их есть, в результате у многих приключился заворот кишок. Дети и взрослые постоянно испытывали чувство голода. Когда садились за стол, у мамы на глазах появлялись слёзы. Я не понимала, почему мама плачет. И только став матерью, осознала, как тяжело смотреть на голодных детей. Жизнь в военное время для девочки была трудной: игрушек не имелось, их заменяли тряпичные куклы, да и в те поиграть особо оказывалось некогда, нужно было работать по дому – помогать, убирать хозяйство. Нормальной одежды тоже не хватало, поэтому одевались, во что могли. Обувь у детей в селе отсутствовала. Как только начинал таять снег, и всё лето, до поздней осени, носились по улицам босиком, а повредив ноги, посыпали раны пылью, приговаривая особые слова, чтобы быстрее заживало. Когда же наступали холода, обували «всё подряд».
В военное время с нетерпением ждали почтальона. Если письмо, то он отдавал его детям, а «похоронки» – только в руки взрослых.
Все полицаи и другие представители немецкой власти много пьянствовали. То ли от страха перед отмщением, то ли от бесконтрольности и распущенности. Самогон жители гнали открыто прямо на улице. Немецкие часовые подходили попробовать: «Гут, гут, шнапс», – говорили. И возвращались для «дозаправки».
Молодёжь немцы угоняли в Германию. Угону подлежали все несемейные парни и девушки. Многие из них погибли в концлагерях, другие просто не смогли вернуться, так как здесь их тоже ждали лагеря, только уже советские. Немцы, уходя, жгли дома, но дом нашей семьи чудом уцелел, хотя многие соседские избы уже горели вовсю. Люди зимовали в уцелевших баньках и землянках. От голода нас спасала ещё не выкопанная на полях картошка. Все трудности переживали вместе, помогали друг другу, как могли...
Победа досталась дорогой ценой. Но и радость от известия об этом была великая. Когда в сельсовете сообщили о Победе, собрались все, несли, кто что мог, чтобы отпраздновать, люди плакали от счастья».
Великая Отечественная война оставила глубокие раны в душе Евгении Михайловны. Не имея детства, постоянно испытывая тяжелейший голод и нужду, она не только выжила, но и смогла не обозлиться на весь мир, её сердце не стало каменным, бесчувственным и эгоистичным. Евгения Михайловна по-прежнему остаётся приветливым человеком. Она вспоминает особо мрачные события детства без каких-либо грустных эмоций, видимо, оставляя самые сокровенные и печальные воспоминания глубоко в душе.
Евгения Михайловна вела и до сих пор ведёт активную общественную жизнь. А когда-то при её непосредственном участии были построены Братская и Усть-Илимская ГЭС и наш город, в котором сегодня проживают её дети и внуки.
За успехи в хозяйственной деятельности и большую общественную работу Стец Е. М. была награждена медалью «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина», юби-лейным значком «За безупречный труд на строительстве Братской ГЭС», почётным знаком «Отличник соревнования РСФСР». В её послужном списке много грамот и благодарностей за добросовестное отношение к труду и высокие показатели в работе. В 1990 году Евгении Михайловне было при-своено звание «Ветеран труда».
Конечно, память о Великой Отечественной войне будет жить, и наши потомки тоже будут помнить о подвиге солдат, о трудовом героизме тех, кто оставался в тылу, о маленьких «героях», которые вынесли на своих плечах непосильную ношу военной поры. В способности помнить, любить, дорожить, ценить заключена огромная нравственная сила, которая помогает человеку глубже понять себя и разобраться в окружающей жизни.
Война оставила глубокий след в душе Евгении Михайловны, подорвала здоровье, но научила по-настоящему ценить жизнь, дружбу, сделала её волевым человеком, серьёзным и ответственным. Вспоминая те страшные военные годы, она не сетует на горести и лишения и придерживается одного мнения: «Я не жалею, что мне было тяжело, но зато легче вам».
Дарья Конаш, Ирина Литвинская
