До сих пор мне снятся взрывы

Я не солдат, не воевал, но помню эту страшную войну. Я видел горе, смерть, разруху. Терял близких и знакомых. Мне есть, что рассказать нынешнему поколению.

В начале июля 1941 года мы провожали отца. Он отправлялся в одесское ополчение вместе с кинаповцами. Это рабочие с завода «Кинап». Я. маленький мальчишка, думал, что папа едет на рыбалку и не понимал, почему все плачут. В тот день я видел отца в последний раз. Потом и мы отправились в эвакуацию, подальше от войны. На теплоходе было весело: цыгане пели песни, танцевали, я все время высовывался в иллюминатор. И вдруг мама больно схватила меня за руку и потащила наверх. А там - рев, крик, стоны раненых... Над теплоходом кружил немецкий самолет и расстреливал пассажиров. Было ужасно страшно. Прыгнули в воду.  С трудом  вспоминаю, что было дальше. Лишь помню, как мы выплыли в районе города Армянск, а потом долго добирались до бабушки в порт Хорлы, который находился в Херсонской области. Вот так началась для меня война.

А потом были бомбежки, обстрелы с моря и воздуха. Мы, дети, со временем стали разбираться во всех видах оружия и даже могли по звуку определить, какое сейчас стреляет: это – главный калибр, это – сорокопятка или немецкий миномет... До сих пор мне снятся  взрывы, 78-летний человек, начинаю во сне звать бабушку. Дальше стало хуже. Наш населенный пункт оккупировали немцы, а с ними пришли румыны и мадьяры. Хорошо хоть на нашу бедную хату с земляным полом никто не позарился. Так что постояльцев не было. Зато начался страшный голод. Нам бы на море сходить, рыбы наловить, но немцы не пускали. По всему побережью были расставлены караулы. Конечно же, оккупанты бесчинствовали. Забирали у людей. Венгров мы называли мадьярами. До чего же злые были, высоко­мерные. Румыны нас граби­ли, брали все, что видели. Немцы были под стать и тем, и другим. Помню, как прове­ли по городу большую колон­ну евреев и цыган. До сих пор в ушах стоит топот обречен­ных людей. Их расстреляли. Сбросили в неглубокую яму, засыпали песком, но через него все равно проступала кровь. Люди потом на могил­ку приходили, чтобы поло­жить вещи, брошенные по­гибшими на дорогу, когда их вели на расстрел.

Помню, как на моих гла­зах погибла тетя Клава. В нее выстрелил венгерский офи­цер из-за того, что она отка­залась с ним пойти. Пуля бук­вально разорвала живот мо­лодой девушки. Бабушка за­пихнула меня в хату, а сама потом выла и собирала ос­танки дочки-красавицы. Тетю Соню угнали в Германию, пропала моя мама. Исчез дед. Он каждую ночь куда-то уходил. Однажды вернулся взволнованный, пошептался с бабушкой, помылся, одел­ся в чистое и лег на печь. В ту ночь мы так и не уснули. На другой день деда не стало.

Пару раз я сам чуть не погиб. Первый раз - когда выловил из котла, в котором немцы варили компот, яблоч­ко. Фашисты схватили и хо­тели запихнуть в кипяток, уже засунули ногу, но какой-то военный перевернул котел. Как оказалось, это был чех. Ошпаренная нога долго не заживала. В другой раз не­мец меня выкинул в окно и вслед дал автоматную оче­редь, когда я позарился на булочку, предназначенную немцам. Пуля попала в ногу. Правда, кость не задела.

От голода нас спас тот самый чех. Позже он посе­лился в нашей хате и водил меня на полевую кухню. Этот котелок еды избавил меня и бабушку от голодной смерти. Когда из города ушли нем­цы, мы смогли рыбачить. Чаще попадались креветки и мелкая рыбешка. Иногда улов доставался нам, но чаще все­го добычу забирали румыны. Вскоре и они ушли. Вслед оккупантам старики ударили сорокопяткой, которую суме­ли припрятать.

Начались бои. В небе со­ветские самолеты дрались с фашистскими, в море вступа­ли в схватку корабли. Мы убе­гали в степь. Грохот, рев ору­дий, взрывы... Однажды зву­ки войны сменились музыкой. Это русские солдаты шли ко­лонной по нашему городу. Впе­реди шествовал духовой ор­кестр. Тогда я впервые услы­шал песню «Вставай, страна огромная!». Теперь это моя любимая песня. Солдаты были уставшие, в рваных гим­настерках, но счастливые. Еще один населенный пункт был освобожден от фашистов.

Освободители останови­лись на центральной площа­ди. Народ им нес воду, они угощали сухарями. А я при­нес дедушкин табачок. За та­кой подарок меня сфотогра­фировал военкор. Пришлось снять рубашку и ботинки. Уж очень драные они были. Штаны дали соседи. Чтобы не свалились, затянули ремнем. Это единственный снимок за всю войну. На обратной сто­роне я попросил написать: «На память маме и папе. 1944г.». В тот момент я не знал,  что отец погиб в 1941 году под Одессой. К счастью, мама не погибла, вернулся и  дедушка. Дядя Гриша, молодой парень, но уже весь се­дой и харкающий кровью, прожил недолго. Он был взят в плен и долгое время пробыл в Бухенвальде. За всю войну наша семья потеряла 17 человек: кто-то был убит, кто-то пропал без вести. Много бед наделала проклятая война. И позор тем, кто хочет забыть об этом. Забыть о подвиге, совершенном рус­скими солдатами, тружени­ками тыла, партизанами.

Булавко, Г. И. До сих пор мне снятся взрывы // Усть-Илим. правда. – 2015. – 16 апр. (№ 15). – С. 15 : фот.