В литературе эпохи становления страны Советов героями были самоотверженные, честные, ярые коммунисты. Отец Анны Григорьевны – Григорий Иванович Нагорнов – вполне мог бы стать главным героем одной из таких книг. Его как ответственного человека и опытного руководителя ставили во главе разных, так сказать, «хлебных» мест: председатель рабкоопа, председатель горкомхоза, директор ресторана. Но его многодетная семья всегда жила более чем скромно.
Надо сказать, что отец до страстного увлечения коммунистическими идеями был человеком верующим и даже пел на клиросе. А его жена Наталья Васильевна свою веру, втайне от мужа, пронесла через всю жизнь.
Семья часто переезжала с одного места на другое по всей Горьковской области. Осели лишь в 1933 году в городе Бор. Тогда в семье было уже четыре ребенка: 11-летний Федор, 9-летняя Анна, 4-летний Саша и 2-летняя Анфиса. Год был очень тяжелый для всей страны, введена карточная система. Но в семье председателя горкомхоза хлебных карточек на всех не хватило. Мама, отправляя старших ребят в школу за три километра, давала им с собой по маленькому кусочку хлеба. Аня свой паек съедала не всегда – приносила маленькому братику, который не понимал, почему его не могут накормить досыта. Вскоре отцу поручили открыть и возглавить первый в городе ресторан, но на достатке его семьи это практически никак не отразилось.
Из разговоров отца с соратниками Анна слышала, что в стране напряженная обстановка. Но особо об этом девушка, естественно, не задумывалась. После школы она хотела поступить на зубного техника, а для этого ей нужно было окончить 8 классов. Как раз в 40-м году по приказу Сталина в СССР ввели платное образование для учеников 8, 9, 10 классов, для студентов ссузов и вузов. В провинции год обучения в школе стоил 150 рублей. А, например, обучение в московском вузе – 400 рублей в год. (Для сравнения: папа Ани, директор ресторана, получал 500 рублей.
Мать была домохозяйкой – никакого заработка не имела. Килограмм черного хлеба тогда стоил 17 копеек, белый хлеб они не покупали – экономили.) Отец поддержал желание дочери учиться, поэтому она успела окончить 8 классов средней школы.
Воскресенье 22 июня 1941 года и сегодня еще живо в памяти Анны Григорьевны. Жители Бора очень любили такие теплые воскресные дни проводить за городом. Туда же выбирались ларьки со своей продукцией, парашютисты показывали свои выступления. Сообщение о начале войны прозвучало в разгар всеобщего веселья...
Так в одночасье закончилось детство, юность и молодость всех советских мальчишек и девчонок. 17-летняя Аня вопреки своей мечте вынуждена была пойти на стекольный завод. Ее цех занимался изготовлением сталинита – стекла специальной закалки для военных самолетов. Сначала его нагревали до 650 градусов, после чего быстро охлаждали холодным воздухом. «Готовность стекла «на глаз» определить сложно было, – вспоминает Анна Григорьевна. – Не догрел – лопнет, перегрел – согнется». При этом работать приходилось по 12 часов в день – неделю в ночь и неделю в день, а во время пересменки и по 18 часов. «На шесть часов и домой-то не ходили, – рассказывает ветеран труда, – спали тут же, около станка». Завод находился в шести километрах от города, и зимой, и летом добираться приходилось пешком.
«С нашей улицы нас было пять или шесть девчонок, – вспоминает Анна Григорьевна. – Добирались мы так: выбираем дежурную, ей спать не полагалось, мы же шли и дремали по дороге. Бывало, что и дежурная засыпала на ходу, тогда мы все дружно падали то в канаву, то в сугроб – и смеялись».
Больше, чем спать, во время войны хотелось только есть. Старший брат, несмотря на бронь на авиационном заводе, ушел добровольцем на фронт и пропал без вести под Сталинградом. Следом за ним, оставив пост интенданта госпиталя, ушел и отец. Он погиб под Ленинградом. Так Аня осталась в семье единственной кормилицей. Правда, она тоже хотела уйти на фронт, ее даже успели зачислить в отряд медсестер. Но отец перед своей собственной отправкой успел сделать так, чтоб девочку оставили дома.
Те 800 граммов хлеба, которые давали рабочим на один день, мама для Ани аккуратно делила на две части – одну часть давала с собой на работу, а другую делила еще на два раза: на утро и на вечер. Хлеб из-за своего состава (горох, овес, немного муки) был очень тяжелый, а потому 800 граммов представляли собой небольшой кубик, размером где-то 10*10*10 см. Без подсобного хозяйства в городе было совсем тяжело, при зарплате 800 рублей картошка на рынке стоила 60 рублей килограмм, стакан ржаной муки – 13 рублей. Из картошки и муки мама Анны делала заваруху, получалась просто мутная водичка – и этот суп дети с удовольствием уплетали.
В то время правительство старалось поддерживать дух не только солдат, но и тыловиков. Однажды в Бор привезли новинку кинопроката 43-го года «Кутузов». Но после дневной смены Ане было совсем не до искусства, девушка проспала весь фильм.
Отголоски войны – бомбежки – в Горьковской области были редки.
«Наш город бомбили раза три, – рассказывает Анна Григорьевна. – Но мы настолько были уверены, что с нами ничего не произойдет, что вместо того, чтобы бежать в убежище, наоборот подбегали к забору и смотрели, как осколки немецких бомб отлетают от наших зениток». Один раз бомба упала прямо на заводской двор. Место это кое-как огородили, но эвакуировать людей не стали – завод продолжал работать. Бомба, кстати, так и не взорвалась.
Летом 1944 года Анну свалил тяжелый приступ малярии. И девушку направили вожатой в пионерский лагерь. Такие лагеря работали даже во время войны, туда ездили дети из малообеспеченных и многодетных семей. Хорошая, сытная (по тем временам) еда, свежий воздух должны были восстановить силы ослабевшего от голода и болезни организма. В лагере Анна познакомилась со своим первым мужем. Но счастье их было недолгим – через три года молодой человек скончался от полученных на войне ран. В 23 года с полуторагодовалым сыном на руках Анна осталась одна.
После декрета Аня на завод уже не вернулась. Работала диспетчером в главном военном речном управлении, экономистом в лагере для заключенных. Послевоенные годы были ничуть не слаще военных. Ребенка приходилось кормить смесью из воды и муки, своего молока из-за голода практически не было.
В декабре 47-го советский народ ждало новое испытание – денежная реформа. Ее последствия представить нетрудно, достаточно вспомнить события 1993 года. Одновременно отменили карточную систему. Теперь хлеба можно было купить, сколько хочешь, но у людей просто не было денег.
В лагере у молодой вдовы было много работы, в основном она касалась разных форм отчетности. Чтобы успеть сдать отчеты в срок, Анна оставалась работать и после ужина. Небольшой крючок на хлипкой двери – вот и вся ее защита. И вдруг стук в дверь. «Кто там?» «Открой», – голос одного из заключенных. Женщина быстро оценила ситуацию, схватила табурет и швырнула его в стенку. На грохот прибежал другой зэк, расконвоированный, и увел сбежавшего из-под стражи. Вскоре лагерь ликвидировали.
Анну Григорьевну взяли на работу в зональную опытную станцию по подсочке леса. Сначала был уговор, что она займет работников станции в зимнее время – наладит производство коробочек для аптеки. Но из этого ничего не получилось, и женщину взяли инженером по нормированию труда.
В 1953 году на опытную станцию приехал молодой, перспективный выпускник лесотехнического института. Его сразу же назначили инженером по опытной подсочке. Под его руководством разрабатывались новые методы подсочки хвойных деревьев, благодаря которым выход живицы увеличивался в несколько раз. И хотя молодой научный сотрудник, казалось, был увлечен только своими разработками, все же перед чарами черноглазой красотки устоять не смог...
В 1956 году новая «ячейка общества» отправилась в неведомый им город Тулун: в Сибири нужна была помощь в становлении опытной станции. «Да вы хоть знаете, куда вы едете?» – спрашивали их друзья и знакомые. «Да какая разница, – отвечали счастливые влюбленные, – с милым рай и в шалаше».
Впрочем, домик, который им сняли в Альбине (62 км от Тулуна, ударение на «а») был не намного лучше шалаша. «Ткнешь палкой между бревен, – вспоминает Анна Григорьевна, – и ты уже на улице. Замажем, заклеим – и нормально. К нашему приезду в доме косметический ремонт сделали, но все равно, как войдешь с улицы – запах невозможный. Те, кто до нас там жил, скотину зимой в доме держали, разных там цыплят, поросят. Но печку затопишь и хорошо, уже и не пахнет».
Но вот в материальном плане семья стала жить намного лучше – почти в два раза увеличилась зарплата обоих супругов, а у деревенских продукты можно было купить очень дешево. Мяса, правда, не было, но тушенкой их обеспечивали.
Сибирь встретила молодую семью морозами. «Утром просыпаешься, – 42 градуса, туман, ничего не видно, – рассказывает Анна Григорьевна. – А днем солнце яркое, - 40, идешь по улице – хорошо-то как! Молодость же!»
«А в лес мы пришли... Надо видеть, какая красота против запада, – восхищенно говорит Анна Григорьевна. – На каждой поляне цветы, сначала море жарков, их сменяют шапки белых цветов, а потом все поляны в венериных башмачках. А зелени сколько! На западе лес, как парк – все сучки, все веточки собирали на хворост. Здесь же такой завал. Нужды в топливе в деревне не было, вот и никто не ходил по лесу собирать валежник. Дикая красота».
В Альбине семья пополнилась двумя дочерями Верой и Надеждой. «А любви и между нами хватит», – улыбается Анна Григорьевна.
В Тулуне специально для ценных сотрудников построили новый дом, но семья два года не могла расстаться с полюбившейся им деревенькой. Но девочек пора было уже определять в детский сад. Кто бы знал, что и тогда это была большая проблема – в очереди в сад они были под номером 400. Летом вся семья переезжала в Альбин, а зимой работа была в конторе. Сын уходил в школу с утра, родители на работу, а девочек 4-х и 2-х лет отроду оставляли одних – перед печкой расстилали им одеяло, давали ворох тряпочек и ножницы, чтобы те вырезали куколкам одежку. Конечно, сердце у мамы было не на месте – прибегала из конторы, посмотреть, чем там дети занимаются.
А потом кто-то посоветовал обратиться прямо к заведующей, и та «вошла в положение». Когда девочкам пришла пора пойти в школу, Анна Григорьевна ушла с опытной станции в службу судебных исполнителей, где и проработала 14 лет.
Все 23 года, прожитых в Тулуне, и сегодня вспоминаются семье Кулагиных, как самые счастливые. Но в 1979 году Сибирскую зональную опытную станцию по подсочке леса закрыли, а всех сотрудников перевезли в Усть-Илимск: их знания и опыт были нужны в Усть-Илимском химлесхозе, которому предстояло стать самым крупным химлесхозом во всем СССР и где в 1979 году организовали свою опытную станцию. В Усть-Илимске Анна Григорьевна вновь вернулась к выполнению уже знакомых обязанностей техника опытной станции, а ее муж стал начальником станции. В свое время Усть-Илимский химлесхоз славился объемом ежегодно добываемой живицы – 4,5 тонны в год. Это в три раза больше, чем добывали в других хозяйствах страны. Таких успехов лесхоз достигал благодаря использованию новых технологий по подсочке леса, разработанных в опытной станции.
«В Усть-Илимск мы приехали 5 января, – вспоминает Анна Григорьевна. – Дом наш, как мне описали, находится на проспекте Мира в центре города. Но в 79-м году на центр это никак не походило: напротив нас дом только строился, где сейчас стоит кинотеатр были два деревянных барака – общежитие и столовая. По дороге взад-вперед гоняют КамАЗы.
А трехкомнатная квартира против наших домов казалась такой маленькой. «Это что за чулан?» «Это детская спальня». Честно говоря, мы лет пять не могли привыкнуть...». Поэтому семья радовалась наступающему маю – тогда они собирали огромные рюкзаки и уезжали на работу в лес. Там им построили времянки для рабочих, для начальника опытной станции, даже баня была и летняя кухня. Работали семьей – к старшим присоединились окончившие институт дочери и их мужья.
Муж старшей Веры до сих пор вспоминает тещины блинчики на участке: «Ничего, – говорит, – вкуснее не ел».
В 81-м году главе семейства выделили дачный участок. Радость сменилась разочарованием, как только они взглянули на свою будущую дачу – земли на участке не было совсем, ее сгребли для устойчивости опоры, проходящей тут же линии электропередач. Помог случай. «Муж попал в больницу и там познакомился с парнем, которому требовалось одно очень дорогое лекарство. Мужа лечили таким же, и у нас оставалось. Конечно, мы хотели отдать его просто так, но он взамен свел меня с человеком, который привозил землю для озеленения города... Мужчина, армянин по национальности, сначала подозревал меня, что я из ОБХСС (смеется). В общем, он на наш участок 17 КрАЗов земли привез. Сначала сказал, что плохая земля будет стоить 17 рублей, хорошая 25. В итоге навозил все подряд, а взял как за хорошую. Но мы ему до сих пор благодарны».
Как говорит Анна Григорьевна, в жизни ей всегда везло на хороших людей. И оба зятя у нее замечательные – во всем помогают, никогда ни в чем не отказывают. И на четырех внуков и внучку грех жаловаться – грядки бабушке вскопают, урожай собрать помогут и здоровьем всегда интересуются. А тут уже и правнуки подрастают, тоже будут отличные помощники.
...А код молодости Анны Григорьевны прост в написании, но сложен в исполнении – искренне радоваться тому, что имеешь; не держаться за нажитое, а уметь начать жизнь с чистого листа; любимая работа, любимая и любящая семья.
