Рядовой Анатолий Чайковский из особого подразделения советских войск, которые несли службу в освобожденной от фашистов Польше, ехал в общем вагоне пассажирского поезда, следующего на Познань. Ехал по заданию командования.
Одет был в солдатскую гимнастерку, галифе, сапоги, пилотку. На груди – значок парашютиста. Пароль, по которому свои должны были определить: это наш! Вещей у солдата не было. Из оружия – только пистолет. Вагон был переполнен пассажирами-селянами, которые везли в кошелках живых кур, в мешках – поросят, картошку, другие овощи, зелень, разные вещи. Поезд останавливался на разъезде Осовец.
Когда тронулся, по вагону пронеслось: «Вошли бандиты». Одна женщина сказала: «Якый млодый красень жолныш и йогомого щелять». Это значило: «Какой молодой красивый военный, и его могут убить».
Вступать в схватку с вооруженной бандой было бессмысленно. А вот оружие не должно им достаться. Рядом сидящая пожилая женщина с добрым лицом перекрестилась: «Езус Христос», показала Анатолию паспорт с регистрацией и предложила спрятать оружие, если оно у него есть, в кошелку, в которой сидел петух, Анатолий попросил: «Если меня сейчас возьмут, прошу: передайте оружие в советский штаб».
Бандиты вошли в вагон, тут же выцепили взглядом рядового Чайковского, вывели в тамбур и на первой же станции сошли вместе с ним. Из других вагонов их сообщники вывели двух советских офицеров и двух рядовых. Всех поставили у стены какого-то строения. Офицеров тут же расстреляли. Один из солдат бросился на них с кулаками. Короткая очередь из автомата – боец упал. Разговор с Анатолием был коротким:
– Оружие есть?
– Нет.
– Кончай его. – Треск автомата, страшная боль, и рядовой Чайковский упал …
Очнулся Анатолий в маленькой больнице польского местечка. Ему рассказали, что когда бандиты ушли, какие-то местные женщины увидели, что он жив, погрузили на тачку и доставили сюда. Из разговоров польских врачей боец Чайковский понял, что надежды на его выздоровление нет.
Потом Анатолия советские военные забрали из этой больницы и отправили в Москву. Там в одном из госпиталей ему сделали шесть сложнейших операций. Когда пришел в себя, лежал на госпитальной койке и все думал о превратностях судьбы. Куда занесла она его, сына репрессированных и высланных с Украины в Казахстан крестьян?! Он был подростком, а его сестренка – совсем малышкой. Везли их в переполненных столыпинских вагонах. Везли долго. Люди мучились от голода, жажды, заболевали. Высадили их в голой казахской степи. Дали брезент, немного досок. Люди устроили что-то наподобие палаток или навесов. В «палатке», где разместилась семья Чайковских, жили еще 13 семей. У всех дети, у многих – старые родители. Один дедушка, седой, как лунь, с добрыми и грустными глазами, на третий день умер. Он открыл кладбище в Белоярке. Так назвали новое место жительства. Через три года на это кладбище снесли и главу семьи Чайковских. Вот было горе. Хорошо, что успели хату из саманного кирпича поставить.
По прибытии на место власти выделили репрессированным двух лошадей, кое-какой инвентарь, велели вступить в колхоз и избрать председателя из своих. После работы в колхозе люди принимались делать саманный кирпич. Замешивали его вручную из местной глины, конского навоза и сухой травы или соломы. Вода в колодце была так глубоко, что ее приходилось «качать» с помощью примитивного приспособления в бочки, оттуда направляли по лоткам на замес. Кирпичи сушили, а потом выкладывали из них дома. В школу Анатолий и другие ребятишки ссыльных ходили в соседнее селение Калиновку, стоящее от Белоярки километрах в 12-ти. Но там была только школа-семилетка. Десятилетка имелась в городке Красноармейск, за 40 км.
Ходить туда вызвались только Анатолий да еще один паренек. Зимой в Казахстане – сильные морозы и ветры. Из теплой одежды у Анатолия – только куцая телогрейка. Мама подшивала под нее свой шерстяной платок и наказывала: «Учись, сынок. Даст Бог, человеком станешь, и будет у тебя доля лучше, чем у нас». Вставать Анатолию приходилось в 4 утра, а то и раньше. Возвращался он из школы потемну. Иной раз кто-то из казахов ехал на подводе, останавливал, предлагал подъехать.
Но чаще приходилось преодолевать дорогу на своих двоих. Зато как радовались мама, сестренка, земляки, когда он получил аттестат зрелости!
Война. Он писал заявление самому Ворошилову в генштаб Советской Армии, с просьбой призвать его на фронт, а его все не вызывали в военкомат. Наконец вызвали, но призвали на военный завод, эвакуированный в Казахстан откуда-то из оккупированной немцами территории СССР.
Жили в бараках, работали по 12 часов. Выпускали мины. Боец трудовой армии Чайковский опять писал высоким военным чинам, чтобы его отправили на фронт. И в 43-м просьбу услышали, направили в зенитно-артиллерийский полк, который шел с наступлением в составе 2-го Прибалтийского фронта. В боевом расчете огневого орудия рядовой Чайковский был заряжающим. Сколько потов пролил он с товарищами, подавая один за другим 16-килограммовые снаряды в жерло пушки-гаубицы, загружая и разгружая тяжеленные ящики с боеприпасами при передислокации! Сколько земли перелопатил, устанавливая орудие! Как-то в небольшом латвийском городке, в перерыве между боями, командир отправил его с заданием к командиру соседней батареи. Возвращался перебежками, с автоматом наперевес, по улице, от которой рукой подать к своим. Вдруг по громкоговорящей связи объявили: «Кто на ногах, с оружием в руках или без, ложись!».
Рядом с Анатолием оказалась выбоина от колес тяжелой техники. Анатолий залег в нее. Тут же налетела вражеская авиация, стала бить артиллерия. В рядом стоящий полуразваленный дом влетел снаряд. Взрывной волной остатки строения кинуло на солдата в выбоине. Очнулся он оттого, что кто-то из санитаров тормошил его за плечо: «Ты живой?». Удостоверившись, что живой, санитар помчался за подмогой. Команда раскопала Анатолия из-под груды кирпичей и досок. Оказалось, ему пяткой вперед вывернуло ступню. В медсанчасти вынесли приговор: срочная ампутация. Боец Чайковский запротестовал: «Не дам! Делайте что-нибудь без ножа». Через месяц он узнал, что часть уходит, и попросился на выписку. Мог приступать на ногу – и ладно. Война долечит.
Часть, где воевал рядовой Чайковский, уже стояла в Польше. Однажды личный состав построили для какого-то просмотра. Военный чин всматривался в лицо каждого бойца. Возле рядового Чайковского задержался чуть дольше, скомандовал: «Выйти и встать перед строем!» Потом по команде Анатолий проследовал вместе с военным чином в штаб. Там предложили служить в спецподразделении, выполнять особые задания. Одно из таких заданий: высадка десантом в Польше, прибытие в пункт назначения, участие в операции по перехвату немецкого железнодорожного состава с ценностями, вывезенными из СССР. Возвращение состава в Россию. Опознавательный знак при явке в условленное место – значок парашютиста на груди. С тех пор он так и служил безмолвным паролем рядового «особиста» Чайковского. Впрочем, он хоть и был рядовым, но как шифровальщик имел в штабе отдельный кабинет, у которого стоял часовой. Рядовой шифровальщик имел разрешение входить с докладом к генералу и оставаться с ним наедине.
В ночь с 1 на 2 сентября 1945-го рядовой Чайковский принял телефонограмму из Москвы о капитуляции Японии. Содержание других шифровок относилось к задержанию банд, которые еще долго после освобождения Польши бесчинствовали в стране. Нередко приходили сообщения, что где-то бандиты уничтожили посевы, сожгли чью-то усадьбу, убили кого-то из советских военнослужащих или мирных жителей.
Приказы командования о проведении операций по обезвреживанию банд, аресту их руководителей, планы операций тоже шифровались. В город рядовой Чайковский выходил редко, а если выходил, то только в сопровождении замаскированной вооруженной охраны, которая следовала впереди, сзади и на другой стороне улицы. Но в той операции, где его расстреляли близ леса Августово, охрана не полагалась. Но, как видно, умирать ему было не время.
После ранения и лечения рядовому Чайковскому предложили повышение в звании и перевод в постоянный штат особого подразделения. Он с радостью согласился. Но через какое-то время получил письмо из дома. Младшая сестренка писала, что мама тяжело больна. Успеет ли брат вернуться с войны и застать ее в живых? С этим письмом рядовой Чайковский пошел в штаб. Ему предложили подождать: вот-вот придет приказ о повышении в звании. Он ответил, что рад служить Родине. Готов жизнь за нее отдать, но застать мать живой – это дороже повышения. Тогда в штабе вспомнили, что здоровье у него после расстрела – слабое. Предложили демобилизоваться.
Рядовой Чайковский вернулся в Казахстан. Застал маму в живых. Женился. Окончил педагогический институт. Был рядовым учителем, потом стал завучем, потом директором школы. Как-то услышал разговор между коллегами:
– Ты когда освободишься?
– Да вот съезжу в районо со Штирлицем – и свободен. – С этим подчиненным Анатолий Марьянович как раз и собирался ехать в управление образования. Он знал, что у всех односельчан, в том числе педагогов школы, есть прозвища, но никогда не слышал, какое у него… Спросил потом у коллеги: – Почему это я у тебя Штирлиц?
– Да вся Белоярка вас так называет после того, как по телевизору показали «17 мгновений весны». Вы похожи на актера Тихонова, что играет Штирлица, служили в разведке. И мы вас уважаем, как Штирлица.
– Да, я рядовой бравый солдат Швейк, – пошутил Анатолий Марьянович.
– Рядовой господин Штирлиц – тоже звучит.
Директором сельской школы Анатолий Марьянович Чайковский отработал более 30 лет. Общий трудовой стаж у него – 50 лет. В конце 80-х годов он с женой переехал из Казахстана к младшей дочери в Усть-Илимск. А вообще они с женой вырастили четверых детей. Всем дали высшее образование. А внуки уже получили по два высших образования. Живут и работают в больших городах. Есть и правнуки. В Усть-Илимске Анатолий Марьянович вел активную общественную работу, 17 лет пел в хоре ветеранов. Но годы берут свое.
За боевые подвиги Анатолий Марьянович награжден Орденом Великой Отечественной войны II степени. Медалью «За Победу над Германией», а юбилейных медалей, почетных грамот и благодарностей за труд – не перечесть.
Орденом Великой Отечественной войны II степени
Медаль «За Победу над Германией»
